Традиционной религией алтайцев был шаманизм, поклонение многочисленным духам, населяющим Небо, Землю, Подземный мир. В XVIII–XIX вв. заметное влияние оказал буддизм, а в сер. XIX в. – христианство.  Большая часть населения Горного Алтая к началу XХ  в. считалась православными. Алтайцы усвоили православные праздники (Крещение, Пасху, Троицу), некоторые обычаи (например, обычай вешать на Троицу в доме свежие цветы и хранить их целый год). Православные молитвы были переведены миссионерами на алтайский язык, служба в православных храмах ведётся на алтайском и русском языках. Православные священники-миссионеры на Алтае нередко выступали просветителями: они изучали алтайский язык, обучали алтайцев русской грамоте.  

Частично  в среде алтайцев сохранялся шаманизм с верой в духов: хозяев (ээзи) и родовых божеств. У них существовало представление о том, что мир управляется множеством добрых и злых духов, которыми повелевают два божества: добрый создатель мира Ульгень  и злой подземный владыка Эрлик. Им обоим в жертву приносили лошадей, мясо которых поедалось участниками церемонии, а шкура растягивалась на шесте и оставлялась на месте жертвоприношения. Особый пласт верований составляют представления о шаманах как о людях, наделённых сверхъестественной силой. Шаманы спускаются в подземное царство, к владыке Эрлику, чтобы вернуть душу больного человека, изгоняют вселившихся в людей злых духов. Шаманам приписывается способность предсказывать будущее, летать, превращаться в живых существ и неживые предметы.  

В нач. ХХ в.   среди алтайцев начал распространяться  бурханизм («молочная вера»), базирующийся на буддизме. Бурханисты совершали групповые моления светлому божеству ЮчКурбустану, отказывались от жертвоприношений животных, заменяя их возлияниями молока, уничтожали кошек как представителей темного бога Эрлика. После 1917 г. антирелигиозная политика власти привела к полному исчезновению бурханистов. 

Алтайские поселения представляли собой небольшие разбросанные поселки  в долинах рек, в которых насчитывалось несколько жилых построек, стоявших на значительном удалении друг от друга. Для разных групп населения были характерны различные жилища. Тип жилища зависел от степени оседлости, экономического положения семьи. У южных алтайцев существовала войлочно-решётчатая юрта, напоминающая чум, крытая полосами бересты (аланчик). Традиционное алтайское жилище (чаадыр)   – конусообразная жердевая постройка, крытая корой лиственницы или березы. В центре его, как в юрте, располагался открытый очаг, дым из которого выходил в отверстие крыши. У оседлых групп населения использовались   срубные восьмиугольные жилища (айыл). В XX в. все большее распространение получали бревенчатые постройки. Появляются жилища, подобные русской избе с полом, окнами и печью. Зажиточные скотовладельцы  возводили подсобные хозяйственные постройки и помещения для содержания скота. Иногда их объединяли с жилой частью, таким образом создавалась незнакомая прежде алтайцам усадьба.

Основные традиционные занятия северных алтайцев – скотоводство, ручное  земледелие, рыболовство, охота, собирательство (кедровый орех, съедобные растения, коренья), домашние ремёсла (кузнечное, ткацкое) и др. Жители  северного Алтая умели ткать, поэтому материал изготавливали самостоятельно из растений (конопля, крапива).  Южные алтайцы занимались  скотоводством, охотой в горной тайге и степях, ручным земледелием.  Они разводили лошадей, овец, коров, коз и верблюдов. Семьи кочевали со скотом от зимних пастбищ в межгорных долинах к летним в высокогорных степях. В ХХ в. у алтайцев получили распространение стойловое содержание скота и огородничество, связанные с оседлым образом жизни. Важное место в их  системе жизнеобеспечения занимали охота на маралов, пушных зверей, птиц, сбор  ягод, полевого лука, дикого чеснока, колбы (черемши), дикоросов. Земледелие имело подсобный характер. Сеяли главным образом ячмень, реже просо, пшеницу.

Наиболее распространенной и традиционной для алтайцев является мясная, а также молочная пища, представлявшая собой различные стадии переработки кислого молока. Молочную пищу употребляли с ячменным толокном (талкан) или крупой, кореньями съедобных растений. Главный продукт из молока –  масло. Всё, что остается в результате его приготовления, идет на закваску чегеня  – исходного продукта для кисломолочных блюд  (аарчи, курута, эдигея).  Каймак готовят из кипяченого цельного молока, которое  ставят в прохладное место и через сутки снимают сливки.

У южных алтайцев для мужского и женского комплекса одежды были характерны длинная рубаха с широкими рукавами и открытым воротом и широкие штаны, которые обычно шили из покупной ткани, иногда из кожи. Сверху надевалась свободная овчинная шуба до пят (мехом внутрь) с большим запахом, которую  подпоясывали широким куском ткани и носили не только зимой, но и летом. Иногда летом вместо шубы надевали подобный ей по покрою суконный или матерчатый халат с большим отложным воротником из цветной ткани. Женщины поверх шубы или халата носили длиннополую распашную безрукавку-чегедек, обычно отороченную яркой тканью или позументом. По всей косе, которая служила украшением женской головы, посажены медные солдатские пуговицы. Концы кос непременно должны быть ниже пояса. Обувью служили высокие мягкие сапоги без каблуков. На голове носили мягкую цилиндрическую или округлую шапку из цветной ткани, подбитую мехом чёрного барашка, с меховым околышем. Зимняя одежда состояла из кафтанов,  сшитых из мягкой кожи, бараньих шуб белой шерсти, простых и крытых плисом, непременно с каймой, как у халата. 

Одежда северных алтайцев отличалась материалом и покроем. Они знали ткачество и умели из конопляных и крапивных нитей изготовлять холст, из которого  шили длинные холщовые рубахи и штаны, сверху надевали свободную халатообразную рубаху. Ворот, рукава и подол рубахи орнаментировались цветными нитями. Женщины повязывали голову платками. Промысловый охотничий костюм отличался от повседневного: охотники надевали войлочную куртку и меховые штаны.

Самый крупный жанр алтайского фольклора – героическое сказание ( эпос), для которого характерны  возвышенность стиля, монументальность образов и весь спектр поэтических приемов  Другой мощный жанр –  сказки герои которых (Башпарак, Шестиглазая Карагыс, Ырысту, Золотой Каньпук, Ёлгёй-Багай) наделя¬ются неординарными способностями. Алтайские  мифы –   самые древние прозаические фоль¬клорные произведения; предания (кеп-куучын), повеству¬ющие о камах (шаманах) и героях (Шуну, Мырат-Бий, Солтон, Ирбизек, Калдан-Каан ); рассказы о народных целителях и др.  Устные рассказы  о сверхъестественных явлениях, потустороннем мире имеют национально-регионельные черты:  места действий, имена и характеристики персонажей. Песни (южно-алтайские «кожон», северо-алтайские «сарын») отличаются многообрази¬ем внутрижанровых разновидностей.
В рамках обрядового фольклора стоит назвать благопожелания (алкыш) для обращения к божествам, духам с просьбой о ниспослании блага и отвращения зла, ис¬полняющиеся в системе ритуалов, направленных на их задабривание. 
Алтайский фольклор богат краткими рассказами шуточного содержания (шоктомдор или шоктом куучындар), загадками (табышкак), пословицами и поговорками (кеп сестёр, укаа сестёр) с поучительным смыслом. 
В алтайском традиционном песенном творчестве имеются песни, созданные в байской среде и выражающие их идеологию (песня о жестоком феодале Канза-бие).  Каждый род, каждое племя имели свои песни (jaнap-кожоҥ), имеющие для развития алтайской культуры не менее важное значение, чем героические сказания. Среди них особо выделяется ритуально-обрядовая песня «Jанар кожон», которая исполняется при молениях, на свадьбах, иных значительных событиях. Песня может посвящаться родине, отцу и матери, народу, ребенку, новобрачным, но всегда «Jанар кожон»  несет в себе положительные эмоции, воспевает, возвеличивает, вселяет надежду.
Пример «Jанар кожон» (с. Кырлык Усть-Канского района): 
Алтын чакы тургажын                К золотой коновязи
Ак-бороны буулайдым,             Темно-серого (коня) привяжу,
Албатынын ортодо                         Среди народа
Ак jанарды айдадым .                     Белую песню спою.
Кумуш чакы тургажын                   К серебряной коновязи
Кок-бороны буулайдым,                Сине-серого (коня) привяжу,
Кооркийлердин ортодо                  Среди милых людей
Кок jанарды айдадым.                    Синюю песню спою.

• Игры
  Игры

  Народные игры обозначают как собственно игры, так и различные забавы, увеселения, зрелища, традиционные виды спорта, которые, имея развлекательную основу, включают в себя элементы верований и религиозных культов. В алтайском языке они обозначаются термином «ойын».
  На Алтае до сих пор проходят соревнования  по Кок-Бору. В переводе на русский название игры звучит как «Синий волк», а в народе называется просто козлодрание. Для жителей эта священная игра связана с древними легендами, когда мужчины хотели почувствовать себя волками, примерить силу животных. Суть игры в том, что ее участники – наездники на лошадях – должны отнять друг у друга специальным образом подготовленную тушу козла. Изначально в таких соревнованиях участвовало по 100 человек, целью которых было забросить козла в ворота 
  Очень популярными были игры-состязания – скачки на лошадях (ат чабыш), борьба на кушаках (кÿреш). Из коллективных развлечений у молодежи популярностью пользовалась игра кур ÿзÿш («порвать пояс»), или бура ойын («игра в верблюда»). По правилам участники делились на две команды, становились шеренгами друг против друга на некотором расстоянии, взявшись за руки. Затем песнями называли кого-нибудь из противоположной стороны. Названный игрок бежал, стараясь разорвать шеренгу. Если разрывал –  забирал одного или нескольких играющих. 
  Также молодежь и дети любили игры с прятаньем сережки – сырга jaжырap, кольца – jÿcmÿк jажырар и шапки – бöрÿк jажырар. Эти игры требовали умения танцевать и петь, так как, если водящий не находил спрятанные сережку, кольцо или шапку, он должен был выкупать их песней или танцем.
  Подвижные игры основывались на жизненных наблюдениях. Одна из них носила название «Волк и верблюд» («Бöрÿ ле бура»). У детей и молодежи особой любовью пользовалась игра в кости – альчики (астрагалы). Речь идет о надкопытном суставе крупного и мелкого рогатого скота. Игральные альчики состоят из двух крупных, выполняющих роль биты (сака), и простых рядовых альчиков, которые ставят на ребро. Простыми альчиками служили овечьи астрагалы (кажык). Для некоторых игр использовались коровьи или лошадиные надкопытные кости (кекпейек). Чтобы утяжелить биту, делали дырочку на ровной стороне альчика и заливали его свинцом. Алтайцы всегда с особым почтением относились к альчикам, которые бережно хранили в специальных мешочках. В качестве оберега и амулета их подвешивали к колыбели (шалтрак). Считалось, что они приносят счастье своему хозяину. 
                             
  
  
• Сказка. КАК СОЛНЦЕ И ЛУНА ЛЮДЕЙ СПАСЛИ
  Сказка. КАК СОЛНЦЕ И ЛУНА ЛЮДЕЙ СПАСЛИ

  Давным-давно, рассказывают старые люди, на земле неведомо откуда появилось чудище –   семиглавый Дельбеген. Обликом он был, как человек, только на плечах семь голов имел. Когда одна голова ела, другая пела, третья спала, четвертая смеялась, пятая плакала, шестая зевала, седьмая разговаривала. Потом они менялись. Та, что ела, пела. Та, что пела, спала. Та, что спала, зевала. Та, что зевала смеялась. Та, что смеялась, плакала. Та, что разговаривала, ела. Та, что плакала, разговаривала. Поэтому Дельбеген никогда сытым не был, ни во сне, ни в отдыхе не нуждался. У Дельбегена была большая секира с широким острым лезвием, с которой он на всех охотился. Пожирал Дельбеген все живое –  зверей и птиц, коров и овец, лошадей и коз. Но больше всего нравилось чудовищу человеческое мясо. За людьми Дельбеген постоянно охотился. Как придет в какую-либо местность, где люди живут, не уйдет, пока все стойбище не опустошит. А сразиться с ним никто не решался –  слишком ужасен был вид семиголового Дельбегена. Кто убежать не успеет, или схорониться в недоступном месте, попадал в его ненасытную утробу.
  Так ходило чудовище по земле и на ней все меньше и меньше людей оставалось, исчезали звери и птицы, сокращались некогда бесчисленные стада скота. Видят люди, что если не унять Дельбегена, то вскорости всем погибель придет. Стали думать, кто им помочь сможет, кто их от семиглавого ненасытного чудовища избавит. Решили обратиться к главным небесным светилам –  Солнцу и Луне.
  Мольбы людей о помощи со временем дошли и до Солнца и Луны, обратили они свои взоры на землю и увидели повсюду страшные опустошения, которые Дельбеген произвел. Стало совсем мало в лесах и полях живности. Поредели стада домашнего скота. На местах, где раньше люди во множестве жили, только пустые юрты стояли, ни над одной дымок от очага не курился. Поняли Солнце и Луна, что всем живым существам на земле очень плохо приходится. Если не унять Дельбегена, не освободить от него землю, то скоро превратится земля в мертвую пустыню, ничего живого на ней не останется.
  Стали думать, как избавить людей от семиглавого чудовища. Решили взять его на небо, чтобы он под их присмотром находился, никому больше вредить не мог. А для этого кому-нибудь из них нужно было на землю спуститься. Стали думать, кому людям на помощь идти.
  –  Нужно тебе пойти на землю, Солнце, –  говорит Луна. –  Ты старше и сильнее меня.
  Согласилось Солнце и стало по небосклону к земле спускаться. Едва с места тронулось, начало к земле приближаться, наступила везде страшная жара. Реки и озера пересыхали, моря и океаны мелели. Травы на лугах пожухли и выгорели, в лесах пожары начались. Даже скалы начали плавиться под нестер-пимо жаркими лучами небесного светила. Вся земля покрылась пеплом к золой, дым от пожарищ небо закрыл. Звери и птицы, домашний скот от жажды я бескормицы погибали, в пламени пожаров гибли. Людям тоже плохо пришлось. Уцелели только те, кто в глубоких пещерах успели спрятаться.
  Видит Солнце, что вместо помощи новые беды всему живому на земле несет, остановилось. Потом снова свое место на небосклоне заняло. Говорит Луне:
  –  Ничего у меня не получилось. Дельбеген жив остался, а всему живому худо пришлось. Попытайся ты на землю опуститься, избавь землю от семиглавого чудища.
  Пришлось Луне на Землю спускаться. Решили они, что холодный свет Луны живым существам не повредит. Да не все так просто было. Чем ниже Луна спускалась, тем холоднее на земле становилось. Моря и океаны толстым льдом покрылись, реки и озера до самого дна промерзли. Вся земля снегом покрылась, пришли на землю трескучие морозы. Птицы на лету замерзали и ледяными комочками на землю падали. Зверей даже теплый мех от холода не спасал. Забились они в глубокие норы, но и там от холода коченели, едва в них жизнь теплилась. От холодов стволы деревьев с треском лопались.
  Люди одели меховые одежды, сидели в юртах, день и ночь большой огонь в очагах держали, дров не жалели. Хоть и топили они много, но все равно от холода постоянно дрожали.
  Огромная Луна, приблизившись к Земле, остановилась. Подумала, если на землю ляжет, то все живое погубит. Повернулась боком и стала на ребро, чтобы окончательно землю не заморозить. Огляделась вокруг себя Луна, чтобы Дельбегена найти, с собой его на небо забрать.
  В это время Дельбеген на склоне высокой горы находился. Когда Луна стала на землю спускаться, он в лесу ягоды черемухи рвал, в большую корзину складывал. Полакомиться сладким после человечины захотелось.
  Подкатилась Луна к горе, на которой Дельбеген был, и говорит ему, чтобы он с нею на небо поднимался. Только семиглавое чудовище не захотело с земли на небо уходить.
  Рассердилась Луна, что Дельбеген ей подчиняться не хочет. Схватила за шиворот и хотела с собой унести. Дельбеген стал сопротивляться. Крепко-накрепко вцепился в ствол черемухи. Не смогла Луна его от дерева оторвать. Тогда дернула Луна посильнее и вырвала черемуху из земли вместе с корнями. Так и подняла Дельбегена на небо вместе с черемухой, которую он из рук не выпускал. Когда на свое место на небе стала, проглотила она непокорного Дельбегена. С тех пор он у нее в Чреве находится. Если приглядишься внимательно в полнолуние, то увидишь, что на светлом лике Луны Дельбеген с секирой, вцепившийся в ствол черемухи, просвечивает.
  Не успокоился Дельбеген. Хочет он на землю снова опуститься, поэтому постоянно с Луной воюет. День и ночь без устали машет острой секирой, от Луны кусок за куском отрубает. Поэтому круглый лик Луны день ото дня истончается, превращается в узкий. серп. Когда Дельбеген освобождается из чрева Луны, снова на землю опуститься хочет, обретает Луна былую силу и снова круглой становится, чудище в себя заглатывает.
  Все же изредка удается Дельбегену Луну одолеть. Тогда наступает лунное затмение. Когда Дельбеген над Луной верх берет, люди из домов выходят, начинают стучать в медные тазики, железные котлы и сковороды, собакам уши крутят, чтобы они громко выли, детей заставляли плакать, из ружей стреляют. Громко кричат: "Отпусти Луну! Отпусти Луну! Не одолеть тебе ее!" Дельбеген пугается и силы его иссякают. Освободившаяся Луна глотает его, и он остается в ее чреве. и будет продолжаться битва между Луной и семиглавым чудовищем Дельбегеном до скончания века.
  
• Сказка. ДЕТИ ЗВЕРЯ МААНЫ
  Сказка. ДЕТИ ЗВЕРЯ МААНЫ

  В стародавние времена жила на Алтае чудо-зверь Мааны. Была она, как кедр вековой, большая. По горам ходила, в долины спускалась –   нигде похожего на себя зверя не нашла. И уже начала понемногу стареть:
  «Я умру, –   думала Мааны, –   и никто на Алтае меня не вспомянет, забудут все, что жила на земле большая Мааны. Хоть бы родился у меня кто-нибудь…»
  Мало ли, много ли времени прошло, и родился у Мааны сын –   котенок.
  –  Расти, расти, малыш! –   запела Мааны. –   Расти, расти.
  А котенок в ответ:
  –   Мрр-мрр, ррасту, ррасту…
  И хоть петь-мурлыкать научился, но вырос он мало, так и остался мелким.
  Вторым родился барсук. Этот вырос крупнее кота, но далеко ему было до большой Мааны, и характером был он не в мать. Всегда угрюмый, он днем из дома не выходил, ночью по лесу тяжело ступал, головы не поднимая, звезд, луны не видя.
  Третья –   росомаха –   любила висеть на ветках деревьев. Однажды сорвалась с ветки, упала на лапы, и лапы у нее скривились.
  Четвертая –   рысь –   была хороша собой, но так пуглива, что даже на мать поднимала чуткие уши. А на кончиках ушей у нее торчали нарядные кисточки.
  Пятым родился ирбис-барс. Этот был светлоглаз и отважен. Охотился он высоко в горах, с камня на камень легко, будто птица, перелетал.
  Шестой –   тигр –   плавал не хуже Мааны, бегал быстрее барса и рыси. Подстерегая добычу, был нетороплив –   мог от восхода солнца до заката лежать притаясь.
  Седьмой –   лев –   смотрел гордо, ходил высоко подняв свою большую голову. От его голоса содрогались деревья и рушились скалы. Был он самый могучий из семерых, но и этого сына Мааны-мать играючи на траву валила, забавляясь, к облакам подкидывала.
  –   Ни один на меня не похож, –   дивилась большая Мааны, –   а все же это мои дети. Когда умру, будет кому обо мне поплакать, пока жива –   есть кому меня пожалеть.
  Ласково на всех семерых поглядев, Мааны сказала:
  –   Я хочу есть.
  Старший сын –  кот, мурлыча песенку, головой о ноги матери потерся и мелкими шагами побежал на добычу. Три дня пропадал. На четвертый принес в зубах малую пташку.
  –   Этого мне и на один глоток не хватит, — улыбнулась Мааны, –   ты сам, дитя, подкрепись немного.
  Кот еще три дня птахой забавлялся, лишь на четвертый о еде вспомнил.
  –   Слушай, сынок, –   сказала Мааны, –  с твоими повадками трудно будет тебе жить в диком лесу. Ступай к человеку.
  Только замолчала Мааны, а кота уже и не видно. Навсегда убежал он из дикого леса.
  –   Я голодна, –   сказала Мааны барсуку.
  Тот много не говорил, далеко не бегал. Вытащил из-под камня змею и принес матери.
  Разгневалась Мааны:
  –   Ты от меня уйди! За то, что принес змею, сам кормись червями и змеями.
  Похрюкивая, роя землю носом, барсук, утра не дожидаясь, в глубь черного леса побежал. Там, на склоне холма, он вырыл просторную нору с восемью входами-выходами, высокую постель из сухих листьев взбил и стал жить в своем большом доме, никого к себе не приглашая, сам ни к кому в гости не наведываясь.
  –   Я хочу есть, –   сказала Мааны росомахе.
  7 дней бродила по лесу кривоногая росомаха, на восьмой принесла матери кости того оленя, чье мясо сама съела.
  –   Твоего, росомаха, угощенья ждать –   с голоду умрешь, –   сказала Мааны. –   За то, что 7 дней пропадала, пусть потомки твои по семь дней добычу выслеживают, пусть они никогда не наедаются досыта, пусть едят с голоду все, что придется… 
  Росомаха обвила кривыми лапами ствол кедра, и с тех пор Мааны не видала ее. 
  Четвертой пошла на охоту рысь. Она принесла матери только что добытую косулю.
  –  Да будет твоя охота всегда так же удачлива, –   обрадовалась Мааны. — Твои глаза зоркие, уши чуткие. Хруст сухой ветки ты слышишь на расстоянии дня пути. Тебе в непроходимой чаще леса хорошо будет жить. Там, в дуплах старых деревьев, ты детей своих будешь растить.
  И рысь, неслышно ступая, той же ночью убежала в чащобу старого леса.
  Теперь на ирбиса-барса посмотрела Мааны. Еще слова сказать не успела, а барс одним прыжком уже вскочил на островершинную скалу, одним ударом лапы повалил горного теке-козла.  Перебросив его через плечо себе на спину, барс на обратном пути поймал быстрого зайца. С двумя подарками мягко прыгнул он вниз к жилищу старой Мааны.
  –   Ты, ирбис-сынок, всегда живи на высоких скалах, на недоступных камнях. Живи там, где ходят горные теке-козлы и вольные аргали (дикий горный баран).
  Взобрался барс на скалы, убежал в горы, поселился между камней.
  Куда пошел тигр, Мааны не знала. Добычу он принес ей, какую она не просила. Он положил к ее ногам убитого охотника. Заплакала, запричитала большая Мааны:
  –   Ой, сынок, как жестоко твое сердце, как нерасчетлив твой ум. Ты первый с человеком вражду начал, твоя шкура полосами его крови на вечные времена окрашена. Уходи жить туда, где полосы эти будут мало приметны, –   в частый камыш, в тростники, в высокую траву. Охоться там, где ни людей, ни скота нет. В хороший год питайся дикими кабанами и оленями, в плохой –   лягушек ешь, но не трогай человека! Если в этих гиблых местах ты первый увидишь охотника –   это твое счастье, –   беги! Если человек первый тебя заметит – это его счастье, –   он не остановится, пока тебя не настиг–  нет.  С громким жалобным плачем полосатый тигр в тростники ушел.
  Теперь отправился на добычу седьмой сын –   лев. В лесу охотиться он не захотел, спустился в долину и приволок оттуда убитого всадника и мертвую лошадь.
  Мааны-мать чуть ум не потеряла:
  –   Ох-ох! –   стонала она, царапая свою голову. –   Ох, жаль мне себя, зачем родила я семерых детей! Ты, седьмой, самый свирепый! На моем Алтае не смей жить! Уходи туда, где не бывает зимней стужи, где не знают лютого осеннего ветра. Может быть, жаркое солнце смягчит твое твердое сердце.
  Так услала от себя всех семерых детей жившая когда-то на Алтае большая Мааны. И хотя под старость осталась она одинокой, и хотя, говорят, умирая, никого из детей своих позвать не захотела, все же память о ней жива –   дети зверя Мааны по всей земле расселились. Давайте же споем песню о Мааны-матери, сказку о ней всем людям расскажем.