Литовцы («лиетувяй»), образующие основное население Литвы, живут также на Украине, в Казахстане, Белоруссии, Узбекистане, Грузии и т.д. В России проживает 45,6 тыс. литовцев. Численность литовцев в Алтайском крае, согласно Всероссийской переписи населения 2010 г., составляет 382 человека (в 1989 г. их было 801 чел.).

Предки литовцев – древние балтские племена, населяющие почти всю нынешнюю Среднелитовскую низменность. Великое княжество Литовское, в состав которого вошли некоторые русские, украинские и белорусские земли, существовало с XII до XVIII вв. На рубеже XVIII -XIX вв. Литва вошла в состав Российской империи. В 1918 г. была образована независимая Литовская республика, в 1940 г. – Литовская ССР, в 1990 г. восстановлено Литовское государство.

В Сибирь первые литовцы попали в составе первых отрядов казаков-землепроходцев, а после отмены крепостного права сюда добровольно переезжали крестьяне. Перед Великой Отечественной войной и в 1949 г. в Сибирь были переселены 32 тысячи литовцев. Их селили в Барнауле, Косихинском районе, трудоустраивали на сельхозпредприятиях. В 1940-1950-х гг. литовцы проживали также в Усть-Канском, Онгудайском, Майминском, Турочакском районах.

Говорят на литовском языке (балтийская ветвь индоевропейской семьи). Основные диалекты –  жемайтский и аукштайтский, легший в основу литературного литовского языка. Письменность с XVI в. на основе латинской графики. 

Литовцы в основном исповедуют католичество.  Лишь небольшая часть считает себя лютеранами и православными.
    
Одним из основных праздников у литовцев было Рождество (25 декабря). В этот день оканчивался срок найма батраков. Сверх уговоренной оплаты, хозяйка дарила батракам каравай ржаного хлеба и кусок копченого мяса. В сочельник подавался торжественный ужин из старинных традиционных блюд: кислого овсяного киселя, пареного гороха или пшеницы с медом, мелких пшеничных сухариков со сладким маковым молоком, грибов и селедки. После ужина молодежь гадала.

В Литве существовало два типа сельских поселений: деревни и хутора. Деревни существовали двух типов: кучевые и уличные. Кучевые деревни с беспорядочным расположением усадеб являются более древней формой.  Для уличных  деревень характерна прямая улица, идущая через всю деревню. Хутора в западных районах Литвы начали впервые возникать в XVI в., но основная масса их образовалась позже. Земля выделялась двору одним участком, а усадьба переносилась на него в заранее намеченное место вблизи дороги.     От типа поселения зависел и тип крестьянской постройки в усадьбе. Деревенские усадьбы отличались более четкой планировкой, жилые дома стояли торцом к улице. Это была, как правило, "лучшая" часть дома: лучшие помещения, богатый декор фасада. Дом ставился несколько отступая от улицы, перед домом разбивался цветник. Хозяйственные постройки в усадьбе группировались вокруг открытого двора, причем клеть стояла напротив дома; а ригу строили на расстоянии от других построек.

Хуторская усадьба имела несколько иную форму. Здесь крестьяне, не стесняемые границами приусадебных участков, свободно располагали постройки вокруг двора. Центром усадьбы служил жилой дом, длинная сторона которого была обращена на юг или на запад.
Как хуторские, так и деревенские усадьбы всегда огораживались заборами, иногда заборами разделяли двор на несколько частей. Для въезда в усадьбу делались ворота.

Земледелие и животноводство издавна являются основными занятиями литовцев. Основными зерновыми и техническими культурами у литовцев издавна являлись рожь, ячмень, овес, пшеница, горох и лен. На приусадебной огороде засевался небольшой клочок коноплей, так как в хозяйстве требовалось волокно для крепких веревок, некоторых видов грубых тканей, а конопляное семя употреблялось в пищу, особенно во время постов. В первой половине XIX в. распространился также картофель. Значительную часть зерна и картофеля перегоняли на водку. До переселения литовцев в Горном Алтае (Ябогане) не сажали картофель, считалось что здесь он расти не может. Однако переселенцы внесли свои поправки в агропроизводство и научили местных выращивать овощи.
    
В Литве развиты народные ремесла и прикладные искусства. Распространенным ремеслом являлась резьба по дереву: украшенные резным орнаментом лопасти прялок, вешалки, посуда, подсвечники, трубки, музыкальные инструменты, деревянная обувь (клумпес) и др. Резьбой украшались также сани, повозки. Деревянные изделия по своей форме сходны с подобными изделиями соседних народов, но иногда имеют своеобразный по форме и композиции орнамент: сегментная розочка (звездочка), квадрат, ромб, круг. Подсвечники часто делались с головками лошадей, ужей и птиц.
    
Развитым искусством была деревянная скульптура, которая  встречалась в часовенках, украшенных богатой резьбой и объемными фигурами (часто встречался образ скорбящего Христа). Помимо религиозной, встречается деревянная скульптура на сказочные и бытовые сюжеты, иногда сатирического характера. Деревянная скульптура покрывалась красками. Скульптура была фронтальной, все внимание сосредоточивалось на передней плоскости скульптуры, так как она ставилась у стены и смотрелась лишь с лицевой стороны. Из других видов искусства распространен был народный лубок –  гравюра на дереве.
    
Распространено было домашнее ткачество и прядение. Старинное орудие прядения –  веретено, которое  в  XIX в.  было вытеснено самопрялкой (ratelis). Самопрялки встречались двух типов –   горизонтальная, "лежак" и вертикальная, "стояк". Ткацкий стан (stovai) в Литве горизонтальный, с неполной рамой. Нить для тканья красили естественными красителями, затем  –   анилиновыми красками. В это же время начинает сокращаться и домашнее ткачество, крестьяне стали покупать мануфактурные ткани. Дольше всего изготовлялись дома ткани для столового и постельного белья и декоративные –   покрывала, занавески.
Одежду также шили в основном дома, однако были и сельские портные, работавшие на заказ. Портными чаще были мужчины, ходившие работать из двора во двор на какой-то определенной территории. Мужчины-портные шили только мужскую одежду, женщины-портнихи - мужскую и женскую.
    
Деревообделочные работы умел выполнять, как правило, каждый крестьянин. В своем хозяйстве он нередко делал все –   от сруба до мебели. Однако возникали и узкие специализации –   например, были мастера, изготовлявшие на заказ деревянные башмаки.
    
В некоторых сельских местностях возникали ремесленные центры, работавшие на подходящем местном сырье, производственные навыки передавались по наследству. Так, возникали села, специлизировавшиеся на изготовлении транспортных средств, гончарные и др.
В других селах ремеслом подрабатывали  в основном малоземельные или безземельные крестьяне. Навыки плотницкой работы приобретались обычно дома от старших мужчин. В других случаях шли учиться к мастерам за определенную плату, во время обучения ученики жили и питались у мастеров.
    
Рабочим местом у большинства сельских ремесленников служила жилая часть дома или  гумно. Свои изделия ремесленники обычно продавали сами, гораздо реже –   через посредников или на ярмарке.

Особенности литовской кухни и используемые в ней основные продукты  были  местными:  картофель, капуста, свёкла, зелень, рожь и ячмень, грибы и ягоды, молочные продукты. Исторически в Литве сложилось два кулинарных направления: крестьянское и аристократическое. В Средние века, когда Литва была среди соседних государств законодательницей гастрономической моды,  фаворитами на столе стали мясо быка с ягодными соусами, строганина, фазан с можжевельником, обилие специй, дорогие  паштеты из печени, копченый угорь.  Ближе к XIX в.  кухня крестьянства вытеснила редкие яства.

Устное творчество представлено трудовыми (земледельческими и связанными с домашними работами), календарными, семейно-обрядовыми, лирическими и военно-историческими песнями, инструментальными наигрышами, хороводами, танцами.

• Игры
  Игры

  Ткачиха (Аудейёля)
  Играют на улице или в просторном помещении 20-40 человек - школьники или молодежь.
  Описание. Выбирают по считалке или просто по желанию двух водящих - два «челнока». Остальные игроки становятся в две шеренги друг против друга на расстоянии около 3 м, сцепившись руками в локтях. Это - «движущиеся части ткацкого станка». Оба ряда медленно приближаются друг к другу, а потом отступают назад под песню:
  Я искусная ткачиха, 
  Хорошо умею ткать, 
  Пикшт, покшт, клёпу, клёпу, 
  
  Гусиный мост (Жасу тйлтас)
  В игре участвуют обычно 10-30 детей 6-7 лет.
  Описание. Играющие выбирают «волка», «медведя», «гусака». Остальные - «гуси». «Волк» и «медведь» берутся за руки, а «гуси» выстраиваются перед ними в колонну. Впереди - «гусак». Он ведет разговор с «медведем» или «волком»:
  - Куда летите, гуси? - Через моря. - Не перелетите. - Положим соломинку и перейдем. - Она сломается. - Положим доски. - Их вода смоет. - Мой отец мастер. Он сделает железный мост, и мы пройдем.
  После последних слов «волк» и «медведь» поднимают сомкнутые руки, а «гусак» с «гусями» проходят через эти «ворота». «Волк» с «медведем», опустив руки вниз, стараются поймать последнего «гуся». Если это удается, спрашивают, к кому он хочет идти: к «волку» или «медведю». Выбрав одного из них, «гусь» становится за его спину. Таким образом, к концу игры образуются две группы - группа «волка» и группа «медведя». Они выстраиваются напротив друг друга. Участники каждой группы держатся за пояс впереди стоящего, а «волк» с «медведем» соединяют руки. Каждая цепь тянет в свою сторону. Побеждают перетянувшие хотя бы одного соперника через линию, проведенную между перетягивающими группами.
  Правила.
  1. Держаться за пояс впереди стоящего и тянуть следует умеренно.
  2. Группа, цепь которой оборвется, считается проигравшей.
  
  
  Юргялис
  (Юргялис - литовское мужское имя. Другое название игры - «Юргялис-мастер» )
  Эта старинная игра до сих пор широко распространена в Литве среди дошкольников и младших школьников. Участвует в ней от 5 до 40 человек.
  Описание. Взявшись за руки, играющие образуют круг. Один из них сам вызывается (или выбирается по считалке) быть водящим (Юргялисом-мастером). Он становится в середину круга. Остальные идут по кругу и поют:
   Юргялис-мастер, учи своих детей, 
   А вы, дети, делайте так, как делает мастер. 
  После этих слов водящий по своему усмотрению показывает разные движения: приседает, хлопает в ладоши, крутится на месте, подпрыгивает и т. д. Лучшим Юргялисом-мастером считается игрок, который смог показать трудовые движения: как рубят топором, косят косой, куют или забивают гвозди молотком и т. д. Все играющие повторяют движения водящего. Потом он выбирает на свое место другого игрока, а сам становится в общий круг. Игра повторяется.
  Правило. Предыдущий водящий выбирает нового водящего по своему усмотрению, или заранее договариваются, что он выберет того, кто лучше других повторял его движения, или, наоборот, того, кто больше ошибался.
  Варианты. Могут быть иными слова песни играющих. В некоторых местностях, например, поют:
   Отец приехал учить детей своих: 
   «Вы, детки, делайте так, как отец делает». 
  Водящий («отец») выбирает нового водящего («мать»), и дальше поется:
   Мать приехала учить детей своих 
  
  
  
  Каменщики (Мурининкай)
  В игре состязаются 2 игрока, что характерно для многих литовских игр. Участвует в ней примерно 8-15 человек или больше, мальчики и девочки. Возраст играющих в основном дошкольный, младший школьный, подростковый. Для игры нужна площадка примерно 10-20 м длиной и шириной. Размеры могут быть другие, в зависимости от числа игроков. О границах площадки договариваются заранее.
  Описание. Выбирают двух водящих. Это - «каменщики». Другие участники, которых называют «кирпичиками», разбегаются по площадке. «Каменщики» начинают салить рукой игроков-«кирпичиков». Осаленный становится в установленном месте. Когда осален последний игрок, подсчитывают, кто из «каменщиков» набрал себе больше «кирпичиков». Он - победитель. После этого выбирают новых «каменщиков».
  Правила.
  1. Игрокам не разрешается забегать за границы площадки.
  2. «Кирпичикам» нельзя поддаваться одному из «каменщиков».
  
  
  
  Огонь - вода (Угнис - вандуо)
  Играют на небольшой площадке школьники, примерно равные по силам и по возрасту, 10-20 человек.
  Описание. Выбирается ведущий по желанию, по считалке или другим способом. Остальные участники становятся вокруг него на небольшом расстоянии. Когда ведущий громко говорит: «Огонь!» - все начинают приседать, когда говорит: «Вода!» - все бегут в одну сторону по кругу, каждый в своем темпе. Ведущий старается запутать игроков, повторяя иногда подряд одно и то же слово, меняя при этом интонацию, делая движения, соответствующие другому слову. Ведущий может не стоять на месте, а двигаться вместе с остальными участниками по кругу. Кто из них ошибся, тот выходит из игры. Играют до тех пор, пока останется один участник. Он считается победителем. Поскольку в этой игре ребята быстро устают, нужно контролировать ее длительность. Лучше продолжать игру до 3-7 оставшихся (в зависимости от количества участников).
  
  
• НЕБО РУШИТСЯ
  НЕБО РУШИТСЯ

  Жила одна старушка, и был у неё котёнок. Вот пошли они веников нарезать. Пригнула старушка берёзку, и упал котёнку листик на хвост. Закричал котёнок:
  — Бабушка, бабушка, бежим скорее, небо рушится!
  — Не беги, кисонька, не рушится. Тут другой листик шлёп котёнку на хвост! Запищал котёнок:
  — Бабушка, небо рушится, я побегу! И ну бежать! Ну бежать! Повстречал зайца:
  — Бежим, косой,— небо рушится!
  — Кто тебе сказал?
  — Сам видел: мне на хвост упало! И ну бежать! Ну бежать! Лису повстречали:
  — Бежим, лиса — краса, — небо рушится!
  — А кто тебе, котёнок, сказал?
  — Никто не говорил, сам видел — мне на хвост свалилось!
  И ну бежать! Ну бежать! Волка повстречали:
  — Бежим, серый волк, — небо рушится!
  — А ты откуда знаешь?
  — Сам видел: мне на хвост опрокинулось! И ну бежать! Ну бежать! Повстречали медведя:
  — Бежим, медведь косолапый,— небо рушится!
  — А кто тебе сказал?
  — Сам видал: мне на хвост брякнулось!
  И ну бежать! Ну бежать!
  Добежали до леса, нашли там избушку, заперлись.
  Все проголодались, а в избушке — пусто. Думали, думали и надумали позвать к себе на обед лося. На том и порешили:
  — Давайте спрячемся, а как лось придёт, навалимся на него и растерзаем.
  Лиса взобралась на печку, котёнок прыгнул на жёрдочку, заяц под метлой притаился, волк втиснулся под печку, а медведь в печку залез.
  Все попрятались, некому лося звать. Спрыгнула лиса с печки, пришла к лосю и говорит:
  — Разлюбезный лось, пожалуй к нам на обед, всего мы напекли, наготовили.
  А сама первая домой прибежала и опять на печку. Тут и лось пожаловал. Только он дверь приотворил — все на него кинулись. Да вот какая беда приключилась: лиса с печки спрыгнула, шею себе свернула, котёнок с жёрдочки скатился — лапки вывихнул, заяц из-под метлы кинулся — глазки выколол, волк из-под печки ринулся — рёбра помял, медведь из печки вывалился — хребет переломил. А лось остался жив и пошёл домой.
  
  
• СТАРЫЙ МОРОЗ И МОЛОДОЙ МОРОЗЕЦ
  СТАРЫЙ МОРОЗ И МОЛОДОЙ МОРОЗЕЦ

  Жил старый Мороз, и был у него сынок — молодой Морозец. И такой хвастун был этот сынок, что и захочешь рассказать, да не расскажешь! Послушать его — так умнее и сильнее его на всём свете никого нет. Вот раз и думает этот сынок, молодой Морозец:
  «Стар стал мой отец! Плохо своё дело делает. Я и молодой и сильный — куда лучше могу людей морозить! От меня никто не спасётся, со мной никто не справится: всех одолею!»
  Пустился молодой Морозец в путь, принялся выискивать, кого бы это заморозить. Вылетел на дорогу и видит — едет в повозке на сытой лошадке пан. Сам пан толстый, шуба на пане меховая, тёплая, ноги ковром укутаны.
  Осмотрел Морозец пана, засмеялся.
  «Э, — думает, — кутайся не кутайся, всё равно от меня не спасёшься! Старик отец мой, может быть, н не пронял бы тебя, а я так пройму, что только держись! Ни шуба, ни ковёр не помогут!»
  Подлетел Морозец к пану и давай его донимать: и под ковёр забирается, и в рукава влезает, и за воротник пробирается, и за нос щиплет.
  Приказал пан своему слуге погонять лошадь.
  — Не то, — кричит, — замёрзну я!
  А Морозец ещё пуще донимает, ещё больнее за нос щиплет, пальцы на ногах и руках леденит, дышать не даёт.
  Пан и так, пан и сяк — и ёжится, и жмётся, и вертится на месте.
  — Погоняй, — кричит, — погоняй скорее!
  А потом и кричать перестал: голос потерял.
  Приехал пан в свою усадьбу, вынесли его из повозки чуть живого.
  Полетел молодой Морозец к отцу, к старому Морозу. Стал перед ним хвастаться:
  — Вон я какой! Вон я какой! Где тебе, отец, за мной угнаться! Смотри, какого пана я заморозил! Смотри, под какую тёплую шубу я пробрался! Тебе под такую шубу ни за что не пробраться! Тебе такого пана ни за что не заморозить!
  Усмехнулся старый Мороз и говорит:
  — Хвастунишка ты! Подождал бы своей силой да удалью хвалиться. Верно: заморозил ты толстого пана, влез к нему под тёплую шубу. Да большое ли это дело? Вон смотри — едет тощий мужик в дырявой шубёнке, на тощей лошадёнке. Видишь ты его?
  — Вижу.
  — Едет этот мужик в лес дрова рубить. Попробуй-ка ты его заморозить. Если заморозишь — поверю тебе, что и в самом деле ты силён!
  — Вот невидаль! — отвечает молодой Морозец. — Да я его в один миг заморожу!
  Взвился Морозец, полетел мужика догонять. Догнал, напал и давай его донимать: то с одного боку налетит, то с другого, а мужик едет себе да едет. Стал Морозец его за ноги хватать. А мужик соскочил с саней и побежал рядом с лошадёнкой.
  «Ну, — думает Морозец, — погоди! Уж я тебя в лесу заморожу!»
  Приехал мужик в лес, достал топор и принялся ёлки да берёзы рубить — щепки во все стороны так и летят!
  А молодой Морозец покою ему не даёт: и за руки, и за ноги хватает, и за ворот пробирается...
  И чем больше старается Морозец, тем сильнее мужик топором размахивает, тем сильнее дрова рубит. Разогрелся так, что даже рукавицы снял.
  Долго нападал Морозец на мужика, наконец устал.
  «Ладно, — думает, — всё равно я тебя одолею! Проберу тебя до костей, когда ты будешь домой возвращаться!»
  Подбежал к саням, увидел рукавицы, да и забрался в них. Сидит и посмеивается:
  «Посмотрю-ка я, как это мужик свои рукавицы наденет: они так одеревенели, что в них и пальцы просунуть нельзя!»
  Морозец в мужичьих рукавицах сидит, а мужик знай всё рубит да рубит.
  До тех пор рубил, пока не наложил воз верхом.
  — Теперь, — говорит, — можно и домой возвращаться!
  Взял тут мужик свои рукавицы, хотел было их надеть, а они как железные.
  «Ну, что будешь делать?» — посмеивается про себя молодой Морозец.
  А мужик, как увидел, что рукавицы надеть нельзя, взял топор и принялся бить по ним.
  Мужик по рукавицам обухом тук да тук, а Морозец в рукавицах ох да ох!
  И так крепко мужик помял бока Морозцу, что тот чуть жив убрался.
  Мужик домой едет, дрова везёт, на свою лошадёнку покрикивает. А молодой Морозец к отцу ковыляет, сам охает. Увидел его старый Мороз, стал посмеиваться:
  — Что это ты, сынок, еле идёшь?
  — Уморился, пока мужика морозил.
  — А что это, сынок, молодой Морозец, так жалобно охаешь?
  — Да уж очень больно мужик бока намял!
  — Это тебе, сынок, молодой Морозец, наукой будет: с панами-бездельниками немудрено справиться, а вот мужика никогда и никому не одолеть! Запомни это!
  
  
• ЭГЛЕ — КОРОЛЕВА УЖЕЙ
  ЭГЛЕ — КОРОЛЕВА УЖЕЙ

  Однажды вечером три сестры купались в море. Вот они наплавались, наплескались и вышли на берег. Две старшие оделись, а младшая — ее Эгле звали — только руку протянула к рубашке, вдруг кто-то как зашипит на нее! Посмотрела Эгле — это уж забрался в рукав.
  — Уходи прочь! — закричала девушка.
  — Пообещай, что пойдешь за меня замуж, — уйду, — сказал уж человеческим голосом.
  Эгле рассердилась, а сестры смеются.
  — Чем не жених тебе, — говорят, — соглашайся, сестрица.
  И побежали домой.
  Осталась Эгле одна на берегу. Солнце зашло, совсем стемнело. Страшно Эгле, да как без рубашки домой пойдешь?
  — Милый уж, отдай рубашку! — просит она.
  Уж все свое твердит:
  — Назовись моей невестой.
  — Ну, ладно, — крикнула Эгле, — будь по—твоему!
  Уж выполз из рукава. А Эгле схватила рубашку — и скорей за сестрами.
  На другое утро села Эгле у окошка пряжу прясть. Сидит — прядет, песни поет. Про ужа и думать забыла. Вдруг слышит — во дворе зашуршало, зашипело. Глянула девушка в оконце да так и обмерла со страху.
  Полон двор ужей! Шипят ужи, извиваются. А три самых больших, самых толстых вползли на порог, сквозь щелку под дверью в дом проскользнули. Эгле — скорей из комнаты да в клеть! Забилась в уголок, дрожит от страха.
  А ужи говорят отцу с матерью:
  — Пришли мы сватами от самого царя морских вод. Снаряжайте вашу младшую дочь. Она за нашего господина обещала замуж пойти.
  Что тут делать? Пусть хоть царь, а все равно гад ползучий, уж холодный, — как за такого любимую дочь отдать! Да и отказать нельзя — сама девушка слово дала.
  Как раз в ту пору у них старуха-соседка гостила. Та старуха и говорит потихоньку отцу с матерью:
  — Отдайте вместо дочери гусыню. Где ужам разобрать!
  Отец с матерью так и сделали. Вынесли белую гусыню и говорят сватам:
  — Вот наша младшая дочь. Везите невесту к жениху.
  Ужи посадили белую гусыню в корыто и повезли ее со двора. Только подъехали к воротам, слышат — кукушка на заборе кукует:
  Ку-ку, ку-ку!
  Девушку припрятали,
  Гусыню сосватали.
  Ку-ку!
  Воротились ужи в дом, зашипели, засвистели — подавай им настоящую невесту. Опять старуха-соседка шепчет отцу с матерью:
  — Выведите им белую овечку.
  Мать с отцом привели белую овечку.
  — Не хотелось с дочкой расставаться, — говорят ужам, — да что поделаешь! Берите ее, ведите к жениху.
  Ужи повели белую овечку. Полдеревни провели, да с дерева на базарной площади опять закуковала кукушка:
  Ку-ку, ку-ку!
  Девушку припрятали,
  Овечку сосватали.
  Ку-ку!
  Приползли сваты назад.
  — Нет, — говорят, — не та невеста.
  А старуха-соседка все учит:
  — Отдайте ужам белую корову.
  Привели белую корову, алой лентой ей шею обвили, отдали сватам.
  Ужи погнали по деревне белую корову, до самой околицы довели. А за околицей на кусту кукушка сидит, по-кукушечьи говорит:
  Ку-ку, ку-ку!
  Девушку припрятали,
  Корову сосватали,
  Ку-ку!
  Воротились сваты, говорят:
  — Мы к вам с честью, а вы вот как? Три раза нас обманули! Смотрите: в четвертый обманете — не миновать вам беды. Зубами изгрызем мы ваши деревья в садах, хвостами побьем посевы на полях.
  Эгле услышала из клети эти слова и вышла к сватам.
  — Я, — говорит, — слово дала, я и отвечаю. Ведите меня к жениху.
  Сваты по деревне ползут, за сватами Эгле идет, за Эгле ужи в пыли вьются — невесту к жениху провожают. А кукушка за ними летит, по-кукушечьи говорит:
  Вот это невеста!
  Умна и прелестна,
  Стройна, точно елка,
  Кудри, как из шелка!
  Подошли к морю. Вода в море запенилась, забурлила и отхлынула от берега. А на прибрежном песке юноша появился — статный, красивый, в богатой одежде.
  — Я жених твой, — сказал Эгле юноша. — Зовут меня Жильвинас. Для других людей я уж, что по земле извивается, а для тебя, девушка, сбросил я змеиную кожу, тебе одной открыл свое имя. Полюбишь меня, красавица?
  — Полюблю, — сказала Эгле, — буду тебе верной женой. — И пошла за женихом в подводное царство.
  
  С тех пор девять лет минуло. Эгле родила своему мужу двух сыновей и дочку. Хорошо жилось Эгле. И дети удались — ласковые, послушные, и муж ее любил и берег. Только вот затосковала Эгле по родному дому. Стало ей подводное царство немило, захотелось на отца с матерью поглядеть, ласковым словом с братьями перекинуться, с сестрами за прялкой песни спеть.
  Просит она мужа:
  — Отпусти меня, Жильвинас, домой погостить, отцу с матерью показать наших деток.
  А Жильвинас не отпускает.
  — Разве плохо тебе в подводном царстве? — спрашивает ее.
  — Нет, хорошо, — отвечает Эгле. — Да плоха та дочь, что отца и мать своих забудет навеки.
  — Ну, будь по-твоему, — говорит Жильвинас. — Отпущу тебя, только прежде спряди ты мне эту золотую кудель.
  Эгле села за пряжу. День прядет, другой прядет, а кудель все не убывает. Будто даже больше становится. А старая нянюшка, что младшую дочку нянчила, поглядела, как Эгле пряжу прядет, покачала головой и говорит:
  — Хоть до моих лет доживешь, и то тебе не спрясть всей кудели.
  — А что же, нянюшка, делать? — спрашивает Эгле.
  — А ты накали спицу в огне, да и проткни ею кудель.
  Взяла Эгле спицу, накалила добела и только воткнула в кудель — вдруг выскочила из клубка большая жаба. Эта жаба в кудели сидела и выпускала изо рта золотые нити. Эгле с одного конца пряжу пряла, а с другого конца кудель еще длиннее становилась. Ну, а теперь Эгле всю кудель в одну ночь спряла.
  Наутро приносит она мужу пряжу и говорит:
  — Что ты велел, то я исполнила: исполни и ты, что обещал.
  — Хорошо, — отвечает Жильвинас. — Я от своих слов не отказываюсь. Отпущу тебя к матери и отцу, когда ты эти башмаки сносишь.
  Жильвинас достал из-под лавки железные курпы и подал их жене.
  Обула Эгле железные курпы. С утра до вечера ходит по острым камням, на скалы взбирается, а на железной подошве — хоть бы одна царапина.
  Нянюшка смотрит на нее и головой качает:
  — Зря себя, доченька, мучаешь, сто лет проживешь — сто лет курпы целы будут.
  — Научи, нянюшка, что делать, — просит Эгле.
  — Снеси кузнецу и вели их в горн бросить.
  Так Эгле и сделала. Кузнец перекалил железо в горне, — стало оно ломкое да хрупкое, что стекло. В один час износила Эгле курпы. Приходит она к мужу и говорит:
  — Теперь отпустишь?
  — Отпущу, — говорит Жильвинас. — Только как же ты без заячьего пирога в родном доме покажешься? Смотри, осудят тебя люди, — загордилась, скажут.
  Тут Эгле и вспомнила. Еще когда она маленькой была и случалось отцу с матерью куда-нибудь из дому уезжать, — никогда они с пустыми руками не возвращались. Привезут пирог, всех детей куском оделят и притом такие слова скажут: "По дороге шли, в заячий домик зашли, заяц нам пирог испек, вот и вам кусок". Так и по всей Литве исстари велось. Стыдно стало Эгле, что она дедовский обычай забыла, и побежала она печь пирог.
  А муж потихоньку все ведра и горшки припрятал, одно решето оставил. Как в решете воду носить, как тесто месить? Вода прольется в дырочки, мука просыплется. Но и тут старая нянюшка помогла. Она взяла ржаного мягкого хлеба и залепила дырки. Эгле замесила в решете тесто, ни капельки воды не пролила, ни горсточки муки не просыпала.
  Испекла Эгле пирог и стала с мужем прощаться. Муж ей говорит:
  — Больше девяти дней не гости, и смотри, как назад пойдешь, чтобы никто тебя не провожал. Стань на берегу и позови меня так:
  Если жив мой друг бесценный, —
  Забурли, вода проточная.
  Из пучины брызни, пена,
  Пена белая, молочная!
  Если ж милый мой убит
  И в пучине темной плавает, —
  Над волною закипит
  Пена красная, кровавая!
  — И вы, мои сыновья, и ты, дочь, слово дайте — о чем знаете, людям не рассказывать.
  Дали дети слово.
  Тут Жильвинас обернулся ужом и вынес жену с детьми на берег моря.
  Вот радости-то было, когда Эгле со своими детьми в родной дом постучалась! Отец и мать дочерью да внуками не налюбуются, братья, сестры с Эгле не наговорятся.
  Только соседи их дом стороной обходят. Меж собой говорят:
  — Вернулась ужиха с уженятами. Хорошо еще — мужа своего дома оставила. Не было бы от них беды!
  Братьям обидно. Стали они сестру уговаривать:
  — Откажись от мужа, оставайся с нами навеки. А придет муж за тобой, — мы тебя не выдадим.
  Эгле отвечает:
  — Не дело вы, братья, говорите. Как жене от живого мужа отказываться, как детей родного отца лишить! И если не придет муж за мной, я сама, как время поспеет, из вод морских его вызову.
  — А как ты его вызывать станешь?
  — Эх, братья! — отвечает Эгле. — Не вам его звать, не вам про то и знать. А меня лучше не спрашивайте, все равно не скажу.
  А старуха-соседка учит братьев:
  — Не с той стороны, — говорит, — подступаете. Что мать не скажет — малые дети выболтают.
  Вот собрались братья ночью в лес коней пасти и старшего сына Эгле с собой взяли. В лесу коней на зеленую траву пустили, разложили костер и стали у мальчика выспрашивать, как отца по имени зовут и на какой он зов отзывается. Ничего им старший сын не сказал. Лаской выспрашивают — отмалчивается, побоями выпытывают — только плачет.
  — Ну, — говорят братья, — этот в мать пошел, может, с младшим лучше сговоримся.
  Утром вернулись они домой. Эгле спрашивает у сына:
  — Отчего у тебя, сыночек, глаза красные?
  — В лесу костер дымно горел, — отвечает ей сын, — вот глаза и покраснели.
  На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Эгле. Да и от него ничего не добились.
  Вернулись наутро домой. Эгле глянула на сына и спрашивает:
  — Что это, сыночек, и у тебя глаза красные? Не обидели ли тебя дядюшки?
  — Нет, не обидели, — отвечает ей сын. — Я всю ночь не спал, коней стерег, вот и покраснели глаза.
  И на третью ночь собрались братья в лес. Приласкали они маленькую племянницу и с собой заманили. Была она у матери с нянюшкой любимым дитятей. Никто ее никогда и пальцем не тронул, злого слова не сказал. Вот стали ее дяди выспрашивать да выпытывать. Она в землю глазками уперлась, молчит, только головой качает: "Не знаю я ничего". А как пригрозили ей дяди гибким прутом, — она задрожала вся, побелела, что платок, да все и рассказала. И как отцово имя — сказала, и на какой он зов отзывается — открыла.
  Ну, дядьям только того и надо. Еще пригрозили ей, чтобы она перед матерью и словом не обмолвилась, и отвели ее домой. А сами захватили косы, пошли к морю. Сделали они злое дело, косы о траву вытерли и воротились назад. Только стали косы в сенях вешать, услыхала Эгле железный звон, и сжалось у нее сердце.
  — Что, братья, — спрашивает, — так рано на работу выходили?
  Братья отвечают:
  — Густая трава по утренней росе ровнее ложится.
  А Эгле все душой неспокойна. В тот же день собралась она назад к мужу. У порога с матерью и отцом попрощалась, у ворот сестер, братьев обняла, — никому провожать себя не позволила.
  Подошла она с детьми к морю, стала на бережку и сказала, как муж ее научил:
  Если жив мой друг бесценный,
  Забурли, вода проточная,
  Из пучины брызни, пена,
  Пена белая, молочная!
  Если ж милый мой убит
  И в пучине темной плавает, —
  Над волною закипит
  Пена красная, кровавая!
  Тут всколыхнулись морские воды, пеной вспенились. Да не белая пена на волнах качается, не белая, как молоко, а красная, как кровь. И со дна голос послышался:
  В час туманный,
  В час рассветный
  Я людьми загублен злыми
  Дочка милая,
  Зачем ты
  Назвала отцово имя?
  Заплакала, зарыдала Эгле. Потом обернулась к детям и сказала:
  — Нет у вас ласкового отца, нет у меня любимого мужа. Никто нас в подводном царстве не приветит, а под одним кровом с злыми убийцами нам не жить. Пусть же будет так, как я скажу:
  Верным сынам моим, юным героям,
  Слово сдержавшим отважно и твердо, —
  Дубом и ясенем стать над горою,
  Буре не кланяясь, выситься гордо.
  Дочке же — девочке, сердцем не сильной,
  Сердцем не сильной, не крепкой душою, —
  Трепетным деревом, робкой осиной
  Вечно дрожать на болоте листвою.
  Мне же подняться в зеленом уборе,
  Елью угрюмою, елью ветвистою, —
  Вечно ронять мне в сумрачном горе
  Слезы прозрачные, слезы смолистые...
  И как сказала, так и сделалось. Старший сын превратился в дуб высокий, младший — в ясень, а дочь — в трепетную осину. Сама же Эгле стала темною елью.
  С тех пор и повелись на земле ель, дуб, ясень и осина. Печальной вдовой клонит ель свои ветви долу. Чуть дохнет ветер — дрожат, точно от страха, у осины мелкие листочки. А у дуба и у ясеня стволы крепки и тверды, как сердце верного человека. А почему это так, только тот и знает, кто слыхал от дедов про бедную Эгле и про ее детей.